Исследовавшие преступника специалисты-психиатры сочли
Петрова импульсивным психопатом с глубокой печатью
алкогольной дегенерации, однако признали способным понимать
свои действия и руководить ими.
Квалификация - убийство (41), так же неоднократно судился за
кражи;
Арест - 19 мая 1923 г.;
Суд - 6 июня 1923 г.;
Приговор - высшая мера наказания.
ЗВЕРЬ В ОБРАЗЕ ЧЕЛОВЕКА Убийство во все времена считалось и считается наиболее
тяжким преступлением. Число таких преступлений может служить
своеобразным показателем степени одичания населения. В целом
в развитых странах - как бы это ни разнилось с образами,
создаваемыми так называемым "разгрузочным" кинематографом, -
покушения на жизнь составляют незначительную долю
преступлений. Падение кривой убийств вслед за прогрессом
культуры не только относительно, оно - абсолютно.
В послереволюционные годы для раскрывавшихся в Москве
убийств была характерна одна особенность - поразительное
спокойствие, продуманная методичность, с которыми
совершались если не сами преступления, то заметались следы.
В этом отношении показательно дело Петрова (Комарова).
Это дело называли в Москве в 20-е годы "преступлением
монстра" или "преступлением зверя в образе человека". То,
что совершил Петров (Комаров), чудовищно, а слово зверь для
него - слишком мягкое, считали в то время многие.
Ниточка, благодаря которой распутался клубок страшных
убийств, появилась в мае 1923 года, когда на набережной
Москвы-реки был обнаружен мешок, в котором находился мужской
труп. Надо признать, что это была не первая и не
единственная "находка" такого плана - с подобными в
разных
районах Москвы угрозыск сталкивался и раньше, но
преступления так и оставались нераскрытыми.
Новой "находке" на этот раз уделили больше внимания, и с
особой тщательностью исследовали не только тело,
находившееся в мешке, но и сам мешок. Ничего примечательного
и на этот раз найти не удалось, никакой зацепки, которая
указала бы на личность хозяина мешка, кроме... нескольких
овсяных зерен.
Но именно они и привели к преступнику.
Благодаря этим маленьким зернышкам были построены версии о
возможной профессии преступника-убийцы. Как предположили в
угрозыске, скорее всего, им мог быть человек, работавший в
лабазе, торгующем фуражом, либо ломовой или легковой
извозчик. Естественно, не исключалось и случайное
приобретение преступником мешка с приставшими к его ткани
зернами овса. Но все же следствие продолжило разрабатывать
именно эту версию - о преступнике-извозчике.
Процесс проверки оказался очень трудоемким, и работникам
уголовного розыска пришлось немало потрудиться, прежде чем
их поиски увенчались сначала слабой надеждой, а потом и
успехом. Конечно, Москва 1923 года не была многомиллионным
городом, однако в эпоху НЭПа в ней было немало фуражных
лабазов, тем более ломовых и легковых извозчиков, которых и
пришлось проверять.
В конечном итоге сотрудники московского угрозыска вышли на
Василия Терентьевича Петрова (Комарова), 55-летнего
легкового извозчика. Когда подозрения относительно его
причастности к серии убийств подтвердились, 19 мая 1923 г.
он был арестован и началось глубокое расследование дела.
Сотрудники розыска, узнав адрес Комарова, направились к нему
домой, и, оказавшись в его квартире, обнаружили, что там
находится труп очередной жертвы, от которого извозчик еще не
успел избавиться. Сам же хозяин, поняв, что будут раскрыты и
все остальные его преступления, попытался скрыться,
выпрыгнув в окно. Однако убежать далеко он не успел и уже на
следующий день его задержали и доставили в угрозыск.
В ходе расследования выяснилось, что начиная с февраля 1921
г. Петров (Комаров) совершил 29 убийств: в 1921 г. - 17; в
1922 г. - 6; с конца декабря 1922 г. по день ареста, 19 мая
1923 г., - еще 6.
За это время у преступника выработался свой "почерк", и все
его преступления совершались по одному сценарию, одним и тем
же способом: Петров, представившись продавцом лошади или
продуктов, приводил крестьянина с конного рынка к себе на
квартиру, угощал его вином или водкой. Убеждая покупателя,
что он не какой-нибудь там обманщик, Петров вручал ему
документ, касавшийся продаваемой лошади или продуктов, и
пока тот читал или рассматривал его, неожиданно, сзади
наносил заранее приготовленным тяжелым молотком удар в
переднюю часть лба и сразу же подставлял таз или цинковое
корыто для стока крови.
Потом, с таким же спокойствием, преступник накидывал своей
жертве на шею петлю и стягивал ее. Обмякшее и раздетое тело
связывалось, укладывалось в мешок и помещалось в сундук.
После этого преступник прятал мешок с трупом в шкаф или
сразу же выносил на черную лестницу. Это длилось недолго, по
признанию убийцы, вся операция, занимала не более 20 минут.
На следующий день труп топился в Москве-реке, а Комаров
безмятежно отправлялся на работу.
Ни жена Петрова, ни его трое детей при убийствах не
присутствовали. Петров завел у себя дома такой порядок: как
только в доме появлялся "покупатель", они должны были,
несмотря даже на то, что меньшему было всего 2 месяца, уйти
из дому. Обычно жена запирала за собой дверь снаружи. По ее
показаниям, долгое время она даже не догадывалась о
преступлениях, совершаемых мужем, лишь зимой 1922 г. у нее
возникли какие-то подозрения.
Когда перед следствием ясно предстали преступления Петрова
(Комарова), оказалось, что личность убийцы весьма интересна
с криминалистической и психологической точек зрения. Стало
известно, что жизнь Петрова отмечалась бесконечной сменой
профессий и мест работы, безудержным пьянством и домашними
скандалами. Полученные при убийства деньги Петров полностью
пропивал, устраивая кутежи, которые почти всегда
сопровождались драками. В семье он был деспотом, бил жену и
детей, ломал вещи.
Что касается криминального прошлого Петрова, то оказалось,
что он до того, как начал совершать убийства, неоднократно
судился за кражи и даже отбывал тюремное заключение, правда
не долгосрочное.
Изучавшие личность многократного убийцы и участвовавшие в
процессе предварительного следствия психиатры С. Ушке и Е.
Краснушкин (последний участвовал и в судебном процессе),
единодушно отмечали поразившее их равнодушие Петрова к
совершенным преступлениям. Шокировало признание преступника
в том, что если бы ему еще 60 человек "привалило", он бы и
их убил. При этом он еще и выдвигал оправдания себе:
дескать, на фронте убивают честных людей, что несправедливо,
а он убивал спекулянтов. В этом, по его словам, преступления
нет.
Примитивность мышления, душевный цинизм и жестокость Петрова
с особой силой проявлялись в его рассказах о тех действиях,
которые совершались им в процессе убийства. Как Петров сам
рассказывал, он в момент убийства обычно со смешком
приговаривал: "Раз и квас".
На вопрос о том, не жалел ли он убитых, отвечал: "Жалеть
можно до убийства, а чего жалеть после". Говоря о мертвых,
также со смешком добавлял: "Жена моя любила сладко кушать, а
я горько пить", "Лошадь меня кормила, а выпить не давала". В
ответ на слезы жены, узнавшей о его преступлениях, Петров
спокойно сказал ей: "Ну, что же поделаешь. Давай теперь
привыкать к этому делу".
Исследовавшие преступника специалисты-психиатры сочли
Петрова импульсивным психопатом с глубокой печатью
алкогольной дегенерации, однако признали способным понимать
свои действия и руководить ими.
Дело Петрова (Комарова) наделало много шума, о нем много
писали, поэтому неудивительно, что судебный процесс,
начавшийся в Московском суде 6 июня 1923 г., вызвал
громадный интерес.
В газетах того времени отмечалось "огромное стечение крайне
возбужденной публики".
Сам же Петров был доволен таким вниманием к себе и хвастливо
заявлял в суде:
"Я теперь в Москве героем стал".
После слушания дела суд вынес единственно возможный и
справедливый приговор: Петров был осужден к высшей мере
наказания.
Пожалуй, именно в советское послереволюционное время суды
начали сталкиваться с преступниками, ущербная мораль и
искривленная пропагандой нравственность которых представляли
собой новое явление. Скорее, это душевное расстройство как
своеобразный продукт надломленной общественной психики.
Убийцы, в частности, оправдывали кровь на своих руках неким
особым "правом", привилегией принадлежности к людям, которым
открыто самое полное понимание справедливости и общественной
"цены" отдельной личности, принадлежности к особому кругу
людей, руководствующихся общественным благом.
