Преступники и преступления - маньяки, воры, террористы, пираты, мошенники - их биографии и исторические факты
МАНЬЯКИ
ВОРЫ
МАФИОЗИ

300 000 рублей по подложной ассигновке

Приводимый ниже очерк принадлежит перу Аркадия Францевича Кошко - легендарного сыщика, за время своей полицейской карьеры побывавшего главой Рижской и Московской сыскной полиции, а в 1916 г. возглавившего уголовный сыск всей Российской Империи. В своих воспоминаниях, опубликованных после революции 1917 г. в эмиграции, Кошко рассказал о любопытных уголовных расследованиях, к которым имел непосредственное отношение за годы своей полицейской службы.

В Московское губернское казначейство явился какой-то человек, предъявивший ассигновку, подписанную одним из московских мировых судей, и получил 300 тысяч рублей, состоявших в депозите этого судьи. Недели через две потребовалась справка о состоянии депозита, причем выяснилось, что указанные 300 тысяч рублей уже более не числятся в нем и выданы по выписанной ассигновке. Кинулись справляться, и оказалось, что распорядитель депозита никогда и не думал подписывать такой ассигновки. В результате губернское казначейство известило нас о происшедшем подлоге, и я принялся за дело.

Тщательный осмотр ассигновки привел к выводу, что три последние цифры шестизначного номера, на ней обозначенного , аккуратно и весьма искусно подчищены. Следует заметить, что бланки ассигновки на текущие служебные надобности раздавались всегда по сериям штук по 100 и более на каждое учреждение. Таким образом, по пропечатанному номеру можно было всегда установить точно и то должностное лицо, из канцелярии коего была выпущена та или иная ассигновка. Номер, значащийся на подложной ассигновке, привел нас к одному из мировых судей Москвы; но у последнего, как и следовало ожидать, все оказалось в порядке; и ассигновка под вышеназванным номером еще даже не была использована .

Являлась поэтому необходимость во что бы то ни стало установить, какие же именно цифры были подчищены и заменены новыми на подложном документе? Эта задача представлялась нелегкой: однако талантливый фотограф сыскной полици фон Ментден рьяно принялся за работу и, пробившись с неделю, достиг - таки цели. Способом наложения одного снимка на другой и фотографирования затем такой сложной комбинации ранее полученных изображений он добивался того, что неуловимые простым глазом оставшиеся очертания подчищенных цифр выступали все ярче и определеннее и после бесконечного числа таких манипуляций и увеличений стали наконец доступными и невооруженному зрению. Таким образом, нам удалось восстановить первоначальный и истинный номер ассигновки. Этот номер относился к серии бланков одного из замоскворецких мировых судей — некоего Р. "брата" небезызвестного члена Государственной Думы, а затем чуть ли не министра по делам Финляндии времен Керенского. Я отправился к нему.

Он принял меня, согласно великому кодексу либеральной морали. На своем вообще маловыразительном лица он попытался выразить и обиду, и презрение, и отвращение. Мои доводы о необходимости осмотра его делопроизводства ввиду обнаружившегося подлога, невольным участником которого он мог явиться, не убедили этого умного человека, и он с пафосом заявил, что не позволит полиции (понимай: "этому презренному институту") рыться в его делах и бумагах. Мне стало противно не только настаивать, но и разговаривать с этой самовлюбленной либеральной тупицей, и я обратился к прокурору судебной палаты Хрулеву. Последний, приложив к судье весьма нелестный эпитет, не говорящий о его уме, принес мне от имени судебного ведомства извинения и, прикомандировав ко мне судебного следователя, уполномочил нас обследовать делопроизводство господина Р.

Прежде чем ехать вторично к судье, я запросил губернское казначейство, из какового мне ответили, что по ассигновке (мы дали подлинный, установленный нашим фотографом, номер), нами указанной, никаких сумм не отпускалось. Я тотчас же велел собрать сведения о канцелярских служащих г - на Р. Оказалось, что всеми делами его канцелярии ведает некий писарь Андрей Бойцов, с каковым был случайно знаком мой агент Леонтьев, специализировавшийся по наблюдению за штатами служащих, как правительственных, так и частных учреждений! По заявлению Леонтьева, Бойцов — большая дрянь , взяточник, выколачивающий всякими способами доходы из своей службы: то подговаривая свидетелей, то подавая советы обвиняемым, то задерживая незаконно исполнение тех или иных бумаг.

Я приказал Леонтьеву использовать это счастливое знакомство и повидаться где - либо с Бойцовым, не подозревавшим, конечно, о службе Леонтьева в сыскной полиции.

— Попытайтесь, Леонтьев, — сказал я, — за стаканом вина что - либо выведать. Быть может, Бойцов и проговорится.

На следующий же день Леонтьев встретился "случайно" с Бойцовым в трактире и разговорился. Рассказал ему, что это время бедствовал без места, но теперь устроился письмоводителем к земскому начальнику. Бойцов был оживлен, много говорил, но ни единым звуком не проговорился о "деле" . Три дня я продержал слежку за Бойцовым, но и она ровно ничего не дала. Очевидно, Бойцов, встревоженный моим появлением у его патрона, был сугубо осторожен и, кроме своей квартиры, службы да трактира, никуда не ходил.

Я наметил себе линию ближайшего поведения. Я был уверен, что, явясь вторично к Р ., в канцелярских книгах его обнаружу какую - либо путаницу с денежными ассигновками, так как ведь из его же серии был взят бланк для поддельного документа. Бойцов от всего, конечно, отопрется, и что же будет дальше? Тут меня осенила мысль: необходимо будет опять использовать знакомство, вернее, встречу Бойцова с Леонтьевым. Я приказал агентам, следящим за Бойцовым, не прибегать к осторожности, но умышленно дать последнему заметить их слежку за собою, что в точности и было ими исполнено.

Начиненный этими сведениями, я с судебным следователем явился к г - ну Р. Он принял нас так же сухо, но противиться осмотру делопроизводства на сей раз не мог. Осмотрев в канцелярии книгу ассигновок, я нашел в ней, в числе корешков уже использованных бланков, и носящий нужный нам номер, то есть первоначальный, восстановленный фотографически в подложной ассигновке. Однако на этом корешке значились совершенно другое имя, дело и сумма не в 300, а в 10 тысяч рублей. Стало очевидным, что корешок в книге был для видимости заполнен выдуманным текстом, а ассигновка и ее талон пошли на мошенническую подделку с целью получения 300 тысяч.

Сообщив г - ну Р. о результатах осмотра его книг, мы ввергли его в великое смущение и недоумение. Куда девался его арротатный тон! Он вдруг сделался до приторности любезным, сбегал лично за стулом и принялся слащаво меня упрашивать сесть. Очевидно, "либеральные принципы" уступили место соображениям шкурного характера.

— Я должен будут арестовать вашего Бойцова, — сказал я ему .

— Что вы, что вы, г - н Кошко! Неужели же вы подозреваете этого честного и развитого малого? Он уже больше года у меня служит, и я не могу нахвалиться им

— Вы можете хвалиться им, сколько вам угодно, но я имею точные сведения, что ваш "честный" Бойцов — чистейший мошенник, обделывающий свои делишки, часто прикрываясь вашим именем. Да, наконец, и на корешке вашей книги почерк именно Бойцова.

— Что же, вам виднее, г - н Кошко. Делайте, как хотите! Пожалуйста, не стесняйтесь! — сказал г - н Р. с обворожительной улыбкой.

Вернувшись снова в его канцелярию, я обратился к Бойцову. Этот тип был лет 35 - ти, с крайне наглым лицом и тем характерным выражением на нем, что присуще часто русским недоучкам, превратившим свою голову в свалочное место полупрочитанных и наполовину понятых брошюр, памфлетов и прокламаций

— Одевайтесь, Бойцов. Вы арестованы! — сказал я ему.

— Это же по какому праву? — запальчиво ответил он.

— Да без всякого права, а просто арестованы, да и только !

— Нет, вы извольте сказать, на основании какой такой статьи Уголовного Уложения 1903 года?

— Вы Уголовное Уложение бросьте! Я, начальник сыскной полиции, подозреваю вас в крупном мошенничестве, а потому нахожу нужным арестовать вас. Поняли?

— Это чистый произвол, бюрократические замашки, вопиющее насилие!

Я велел позвать двух городовых, и Бойцов был препровожден в сыскную полицию. Здесь он продолжал держать себя так же вызывающе и дерзко: отрицая всякую вину, возмущаясь незаконным, якобы, арестом и требуя немедленно лист бумаги для подачи жалобы прокурору.

— Вам какой лист — большой или маленький? — спросил я иронически.

— Все равно! — ответил он сухо.

— Прокурору вы пишите, это ваше право. Но, быть может, вы вспомните, куда ушла ассигновка, вашим почерком выписанная на корешке, в сумме 10 тысяч рублей? Представьте, какая странность — в губернском казначействе такого номера ассигновки не предъявляли.

Но эта улика не смутила нахала.

— Разве я могу подшить все ассигновки? Да, наконец, если вышла путаница, ошибка, нельзя же за это сажать людей под замок!

Продержав безрезультатно Бойцова сутки, я снова призвал к себе того же Леонтьева.

— Придется, видимо, Леонтьев, вам сесть на пару дней.

— Что же, г - н начальник, дело известное, не впервой!

— Да, но на этот раз вам придется вести себя крайне тонко. Бойцов — стреляная птица, малейшая шероховатость — и дело испорчено!

— Постараюсь, г - н начальник!

— Вот что. Я думаю, вам лучше всего накинуться на него с руганью и упреками, обвиняя его в вашем аресте. Сошлитесь на недавнюю встречу в трактире и на слежку, что была, очевидно, установлено за ним и встречаемыми им приятелями. Поняли?

— Так точно, понял!

Леонтьев разыгрывал свою роль превосходно. Из слов подслушивавших агентов и из его позднейшего доклада картина представлялась таковой: Леонтьев, посаженный в камеру и завидя в ней Бойцова, с места в карьер на него набросился и принялся ругательски ругаться:

— Сволочь ты этакая! Будь тебе неладно! И тоже из - за всякой скотины страдай! Только что наладилось с местом, так на тебе, теперь из - за этакого г ... лишаться всего! Отвечал бы сам за свой паскудства, а то честных людей втравливаешь, анафема этакая!

Огорошенный Бойцов принялся не то оправдываться не то успокаивать расходившегося коллегу по несчастью:

— Да ты что орешь зря? Я - то тут при чем?

— При чем ?! — злобно передразнил Леонтьев. — А при том, что раз за собой знаешь грех, так не подходи на улице к людям. Чай, не маленький, знаешь, что шпики следят за тобой, чертова твоя голова!

— Вот чудак - человек! И греха за мной нет, да и о слежке ничего не знаю!

— Да, теперь рассказывай! Пой Лазаря! Поди хапнул хорошенько, а то и убил кого! Не зна - а - а - л!..

Поругавшись еще с добрый час, утомленный Леонтьев заснул.

Прошло дня два. На третий Леонтьев, отпросясь "до ветру", явился ко мне в кабинет.

— Ну, как дела? — спросил я его.

— Трудно пришлось, г - н начальник! Два дня крепился подлец, да наконец уверовал в меня. И вот только часа три назад просил о следующем: "Тебя, говорит, наверное, скоро освободят, так не откажи, пожалуйста, cходи к моей тетке. Старуха живет в кухарках у помощника ректора университета. Скажи ей, что, если ее потребуют в полицию , так чтобы она не говорила о том, что я ей племянник и навещал ее недавно. А за твою услугу я дам тебе адрес моего хорошего приятеля и записку к нему, по которой он выдаст тебе 25 рублей. А ежели хорошо исполнишь поручение, то и еще 25. Я не раз выручал его из беды, и он мне теперь не откажет в этих деньгах". — "Ладно, — сказал я, — пятьдесят рублей деньги немалые; а только как же пронесу, я твою записку, ведь при выходе обыскивают?" — "Ну, это пустяки! Записочка небольшая, засунь ее куда - нибудь, хоть под мышку, а то и в рот".

— Прекрасно, Леонтьев! Отправляйтесь к старухе немедленно .

Леонтьев отправился и исполнил поручение, добавив еще от себя, чтобы последняя не говорила об оставленной ей племянником при последнем посещении вещи.

На следующий день я вызвал к себе старуху. Она явилась, ведя за руку пятилетнюю внучку. Это была древняя старуха, на вид лет 80-ти, но еще довольно бодрая. Не успев выслушать вопрос, она, как ученый попугай, затараторила:

— Никакого Андрея Бойцова я не знаю, никакой Андрей ко мне не приходил, никаких вещей не оставлял.

В это время девочка прошептала:

— А как же, бабушка, ты говоришь, что дядя Андрей не заходил, а он ведь недавно был?

Я схватил девочку на руки и унес в соседнюю комнату, дал ей карамелей и спросил: — Когда же был дядя Андрей?

Девочка, испугавшись, долго молчала, но потом успокоившись, рассказала, что дядя Андрей недавно был и оставил бабушке узел

— Куда же бабушка девала узел?

— Не знаю, — отвечала она. Большего от нее добиться не удалось.

Я вернулся с нею в кабинет.

— Да вы, барин, не слушайте ее, ведь она дите, ангел, можно сказать, божий, — пропела сладко старуха и тут же, пригрозив кулаком девочке, злобно промолвила: — Ишь, постреленок паршивый! Ужо я тебя! ..

— И не стыдно вам, право! Вы одной ногой уже в могиле стоите, а на душу грех такой принимаете! Ведь племянник - то ваш человека зарезал, а ограбленные деньги снес к вам спрятать! Вот и девочка говорит, что узел - то у вас.

— Что вы, что вы, барин! Господь с вами! .. Да стала бы я потрафлять убивцу?! А дите глупое, мало ли чего не наговорит! Нет, я, как перед Истинным, не виновата, не - е - е, не виновата! ..

Боясь злобы старухи, я самолично отвез ребенка к помощнику ректора, сдал его ему на руки, рассказал все дело и просил оберегать девочку и, по возможности, повлиять на старуху, убеждая ее выдать спрятанные вещи.

Обыск, произведенный у старухи, ничего не дал, что, впрочем, не удивило меня, так как вещи могли быть ею зарыты на чердаке университета, тянущемся над зданием, чуть ли не на несколько сотен саженей. Дело застопорилось, и не виделось кончика, за который можно было бы ухватиться. Обыск у приятеля Бойцова, давшего по записке Леонтьеву 25 рублей, был также бесплоден.

За неимением лучшего пришлось прибегнуть к весьма сомнительному способу.

Призвав Леонтьева, я сказал ему, что придется опять "сесть" под предлогом нового ареста, произведенного над ним засадой у бабушки, якобы в момент исполнения им поручения Бойцова.

— Теперь, Леонтьев, ваша роль еще труднее. Смотрите не провалитесь!

Через четверть часа Леонтьев уже орал на все камеры:

— Будь ты проклят, с твоими окаянными деньгами! И я - то, дурак, послушался и направился к этой чертовой ведьме, чтоб ей пусто было! Ну, теперь шабаш, ввязался в чужое дело! И с чего, спрашивается, меня понесло? Пятьдесят целковых соблазнили? А накося, выкуси теперь: и место потерял и честь замарал, и что еще будет — одному Богу известно! Да уйди ты от меня окаянный! — крикнул он что есть мочи на приблизившегося к нему с утешением Бойцова

Последний, опять поймавшись на удочку, заговорил полушепотом:

— Нечего сокрушаться! Место потерял? Экая важность! Да если мы с тобой отсюда выберемся, так будь покоен — на обоих хватит; ты только помогай мне до конца, в начете не будешь!

— Мели, Емеля, твоя неделя! Не будешь с тобой в начете! Второй раз из - за тебя вляпываюсь: то в трактире шпики проследили, то на засаду у старухи нарвался! Нет, под несчастной планидой я родился!

Бойцов долго еще утешал Леонтьева. Вскоре я вызвал последнего якобы на допрос.

После допроса Леонтьев вернулся в камеру значительно успокоенным

— Ну, слава те Христос, кажись, втер им очки здоровые! Сказал, что к тетке твоей попал по ошибке, а направлялся в квартиру казначея, куда, действительно, поступила в горничные одна моя знакомая девушка. Кажись, поверили. Обещались проверить и, если окажется правда, то сказали — беспрепятственно выпустят. Пускай их проверяют: барышня моя, действительно, поступивши, я и фамилию ейную им назвал.

Когда дня через три, я освобождал опять Леонтьева, то Бойцов пристал к нему:

— Сходи на Чернышевский переулок. Там, в доме № 10, живет швейцаром мой дядя. Скажи ему, что, мол, Андрей арестован и просит хорошенько припрятать оставленное пальто . А то сидеть — неизвестно еще сколько, кабы моль не съела .

Леонтьев на это сердито послал его к черту.

— Тебе что, еще мало моих мук? Нет, брат, ты сиди, а с меня будет! Довольно находился я по твоим сродничкам, не желаю больше!

Я с агентами лично направился на Чернышевский переулок в указанный дом и спросил молодцеватого швейцара:

— Где Андрей Бойцов?

— Не могу знать, ваше высокородие, — отвечал швейцар, приподнимая фуражку.

— Где пальто, что он тебе оставил?

— Пальто он, действительно, оставил, оно туто, я еще сегодня на ночь подкладывал его под голову.

— Подавай его скорее!

— Извольте. Вот оно - с.

Подпоров подкладку, мы обнаружили слой пятисотрублевых бумажек. По подсчету их оказалось на 250 000 рублей. Швейцар, как увидел, даже побледнел от неожиданности.

— Эвона, какая музыка! — сказал он протяжно, почесывая затылок.

Едва успели мы вернуться в полицию, как неожиданно докладывают о приходе кухарки - старухи.

— Ваше высокородие, господин начальник, уж вы простите меня, дуру. Мой барин так разжалобил своими речами, что я пришла покаяться. Не желаю перед смертью брать греха на душу! Я принесла вам Андрюшкин узелок, извольте получить! ..

В узле, к великому удивлению, оказалось, не 50, а 58 тысяч. Впоследствии выяснилось, что в казначействе просчитались и выдали 308 тысяч, вместо 300.

Пригласив к себе в кабинет мирового судью Р ., прокурора окружного суда Брюна де Сэнт - Ипполит, я разложил 58 тысяч на письменном столе, прикрыв их развернутой газетой и, усевшись за стол, положил в ноги пальто с "начинкой". После этого я вызвал Бойцова.

Он появился, как всегда, с крайне развязным видом и тотчас же осведомился о звании присутствующего, ему незнакомого, Брюна.

— Это прокурор суда, — ответил я ему.

— Господин прокурор, я прошу вашего вмешательства! Вот уже неделя, как я ни за что арестован и содержусь под замком. Это непорядок, таких законов нет! Уголовное Уложение говорит ...

— А это видел? — И я снял газету с денег. Он не смутился:

— Тоже, подумаешь! Разложили казенные деньги и думаете поймать!

— А это видел? — И я поднял высоко пальто. Бойцов побагровел и произнес:

— Ну, это другое дело! Это настоящее, юридическое, вещественное доказательство! — И, опустив голову, он угрюмо замолчал.

По Высочайшему повелению было отпущено 10 тысяч рублей в награду чинам сыскной полиции, поработавшим над этим, довольно незаурядным, делом.

Из воспоминаний А. Ф. Кошко, главы Московской сыскной полиции, изданных в Париже, в 1926 г .
ТЕРРОРИСТЫ
АФЕРИСТЫ
ПИРАТЫ
ДРУГИЕ...
ПРЕСТУПЛЕНИЯ